Жером ЛАМБЕР 37-летний генерал Jaeger-LeCoultre
О существовании Жерома Ламбера мир с удивлением узнал 6 лет тому назад, когда он в 30-летнем возрасте возглавил легендарную мануфактуру Jaeger-LeCoultre, став самым молодым среди руководителей престижных брэндов
О существовании Жерома Ламбера мир с удивлением узнал 6 лет тому назад, когда он в 30-летнем возрасте возглавил легендарную мануфактуру Jaeger-LeCoultre, став самым молодым среди руководителей престижных брэндов.
Такое назначение в концерне Richemont, мягко говоря, удивило часовое сообщество. Однако, наблюдая за тем, как уверенно руководит гигантом невысокий худенький отличник с оттопыренными ушами, сколь стремительно в последнее время растет и развивается прославленный брэнд, наращивая при этом и без того высочайший престиж и авторитет, всякие сомнения в таланте Ламбера отпадают
— Ваше назначение на столь высокий пост и последующий вслед за ним приход к власти молодых Джорджа Керна в IWC и Фабиана Кроне в A. Lange & Sohne заставили меня подозревать, что в Richemont Luxury Group с недавних пор существует некий возрастной ценз. Человек старше 35 лет не имеет шансов возглавить брэнд. Это так?
— (Смеется.) Не думаю. Каждое из перечисленных вами назначений имели под собой конкретные частные обстоятельства. Не исключено, что меня назначили, потому что до этого я успел проработать в финансовом отделе компании 5 лет и имел четкое представление, как наша компания зарабатывает деньги и что надо сделать, чтобы прибыли увеличились.
— И вы вот так легко и сразу же, не сомневаясь, согласи- лись возглавить легендарную мануфактуру — столп часового искусства?
— Конечно же нет. Я взял время на раздумье, во время которого меня поддержала практически вся команда Jaeger-LeCoultre и самое главное — такие авторитетнейшие в часовом бизнесе люди, как Джон-Анри Бельмон, который руководил компанией много лет, и Гюнтер Блюмлайн, лидер JLC и IWC до приобретения этих компаний группой Richemont. А сакраментальный вопрос «Что я вообще здесь делаю?» я задал себе лишь однажды — в самый первый рабочий день, когда я припарковал машину на нашей стоянке.
— И как вы на него ответили?
— Я имею шанс стать частью великого брэнда, всемирно известной компании, которая создает лучшие часы. Мне надо во что бы то ни стало воспользоваться им. Не всем выпадает такая честь. В этот же день меня принял г-н Бельмон. Наше собеседование быстро превратилось в необычайно теплую беседу. Я был просто потрясен теплотой и доброжелательностью этого человека, ощутил его энергию и страсть к часовому искусству. Он меня заразил ими. С тех пор я считаю себя его учеником.
Даже сейчас не проходит и недели, чтобы я не позвонил ему за каким-нибудь ценным советом. Кстати, он решительно поддержал мою кандидатуру, а меня ободрял тем, что Пьер Лекультр основал в Valee de Joux мануфактуру, когда ему исполнилось 30 лет. Позже Антуан и Жак- Давид Лекультры тоже принимали бразды правления в 30 лет. Я ни в коем случае u1085 не сравниваю себя с ними. Просто хочу сказать, что 30-летний возраст на нашей мануфактуре не считается таким уж юным.
— Какие задачи перед вами поставило руководство Richemont, кроме само собой разумеющегося коммерческого успеха? И какими были ваши первые действия на посту генерального директора JLC? Что вы изменили?
— Мне часто задают этот вопрос. Но разве нужно было мне что-нибудь радикально менять, приняв компанию из рук таких асов часового искусства, как Бельмон и Блюмлайн? И какие такие радикально новые методы я мог предложить коллективу из тысячи превосходнейших мастеров? Научить их создавать еще более совершенные часы? Так что правильнее было бы спросить меня «Что вы решили сохранить в первую очередь?»
— И что, на ваш взгляд, нужно было сохранить?
— Богатое наследство моих предшественников, фундаментальность мануфактуры Jaeger-LeCoultre во всем, огромный человеческий потенциал и самое главное — творческий блеск в глазах людей. Я постарался сохранить превосходную команду специалистов. Разве что дополнил ее классными мастерами.
— А есть какие-то преимущества у очень молодого руководителя?
— Конечно. Тебе легче учиться. Ты не имеешь никаких психологических табу. Не имеешь предубеждений против технологических инноваций, меньше колеблешься при принятии важных решений, меньше боишься каких-либо шагов. Не боишься испортить репутацию. И в любой момент можешь привести аргумент, который трудно опровергнуть: сейчас принято делать так! (Смеется.)
— Чем вы можете гордиться за 6 лет на посту руководителя Jaeger-LeCoultre?
— Я уже говорил, что горжусь превосходной командой, которую считаю лучшей в часовом искусстве. Горжусь взаимопониманием. Я абсолютно уверен в команде, а люди, надеюсь, доверяют мне. Благодаря этому доверию мне не нужно знать абсолютно все в часовом производстве, хотя я к этому и стремлюсь.
Например, я прекрасно отдаю себе отчет в том, что никогда не превзойду по опыту и мастерству главу нашего отдела контроля за качеством. Но я ему доверяю. Горжусь я и тем, как четко функционирует система отношений с Richemont, где нас понимают и идут нам навстречу во всем. Наконец, горжусь тем, что мы успешно запустили линию Grande Complication, новые коллекции AMVOX и Ideale и таким образом перебарываем имидж производителя одной модели Reverso.
— Вы потомственный часовщик?
— Нет. Папа был инженер, а я по образованию финансист.
— На открытии московского бутика вы несколько раз подчеркивали, что живете и работаете в Vallee de Joux — самом холодном месте Швейцарии. Это так принципиально для вас?
— Конечно. Это и в самом деле самое суровое место в Швейцарии, на северо-востоке. Городок расположен в горах на высоте 1000 метров на берегах озера, которое замерзает зимой. Кстати, зима у нас, как и в России, порой длится 6 месяцев. Регион, где мало что росло, никогда не был самодостаточным. И люди были вынуждены кормиться не сельским хозяйством, а ремеслами и искусством.
В Vallee de Joux издавна селились только здоровые сильные уверенные в себе и своих силах люди. Да, у нас очень красиво, но в Швейцарии полным-полно красивых озер и мест с куда более благоприятным климатом. Заниматься каким-либо бизнесом, в частности производить часы, у нас и в Женеве — совсем разные вещи.
Здешние люди всегда были вынуждены искать непростые оригинальные решения, проявлять инициативу. Все это ощутимо сказалось на их характере. Кстати, я уроженец Франции, но вот уже несколько лет живу здесь, и мне здесь очень нравится. Это мое место. В Vallee de Joux я даже стал ощущать себя больше швейцарцем, нежели французом.
— И свободное время вы там проводите или предпочитаете путешествовать?
— Ну, путешествий мне вполне хватает и на работе. Да, свободное время я стараюсь проводить с женой и дочерью, которой 3 года. Семья, можно сказать, мое главное хобби. Кроме того, я обожаю ездить на лошадях. Особенно конкур. Это когда надо как можно быстрее преодолеть определенное количество барьеров. Ты сосредотачиваешься на каждом барьере, как будто бы он самый решающий.
Отличный антидепрессант, да и в жизни очень помогает. И вообще, с почтением отношусь ко всем разновиднос- тям досуга, способствующим приливу в кровь адреналина.
— Вы сказали, u1095 что гордитесь тем, как выстроены отношения с вашими владельцами из Richemont. Насколько самостоятельна ваша компания в рамках концерна?
— Вполне достаточно. Richemont Group очень уважает наш брэнд, прекрасно знает его историю, силу и значение. Собственно, из-за этого они и купили нашу компанию. Конечно же, вопросы долгосрочного развития мы решаем совместно. Но любое общение с такими людьми, как Йохан Руперт, Франко Колоньи и Ален- Доминик Перрен, — это сплошное удовольствие и прекрасная школа. Ну а после того как долгосрочные планы утверждены, в наши действия никто не вмешивается.
— А чисто психологически не тяжело ощущать себя руководителем Jaeger-LeCoultre?
— Конечно. Ощущаю огромную ответственность не только перед Richemont, но и перед нашими акционерами, сотрудниками компании, историей и, конечно же, перед каждым клиентом. Всегда ставлю себя на место клиента, перед тем как поставить какуюнибудь задачу перед компанией.
— Дело идет к тому, что вскоре все часовые брэнды станут частями крупных концернов вроде Richemont, Swatch Group, LVMH. Как вы к этому относитесь?
— Нормально. Группа группе — рознь. Нам, например, никто не приказывает, какие часы выпускать, а какие нет. Зато у нас есть средства группы, которые в любой момент можно пустить на развитие производства и в конечном итоге продавать людям лучшие часы по лучшим ценам. К тому же, на мой взгляд, диктата, который якобы оказывают на рынок концерны, не существует. Любой концерн, даже Swatch Group, не может быть самодостаточным. Все мы так или иначе зависим друг от друга.
— А вот некоторые считают, что запрет мистера Хайека на поставку механизмов ЕТА в несобранном виде конкурен- там — самый настоящий диктат и произвол. Кстати, это ведь в какой-то степени выгодно Jaeger-LeCoultre — знаменитому поставщику механизмов для самых престижных брэндов. Не так ли?
— Не вижу в этом никакого диктата. Почему мистер Хайек должен кормить армию по сути ритейлеров, которые отбивают у него клиентов, привыкли жить на всем готовом и не желают вкладывать в развитие производства ни цента? Он же не запрещает им вообще производить часы. А что касается поставки калибров JLC другим компаниям, то мы должны развивать свой брэнд, а не конкурентов.
— Разве увеличение производства не входит в долгосрочные планы концерна?
— Jaeger-LeCoultre — мануфактура полного цикла. Наши часы начинаются с куска металла, из которого рождается корпус, который в свою очередь оснащается оригинальным механизмом и так далее. В наших часах нет ни одной непроверенной детали, ни одной лишней линии узора. Поэтому мы не можем резко увеличить производство часов Jaeger-LeCoultre. Это неизбежно скажется на их качестве. А сиюминутный коммерческий успех в ущерб репутации компании не входит в стратегию долгосрочного развития JLC. К тому же наши часы никогда не были массовыми.
— Означает ли это, что в долгосрочные планы JLC входит увеличение прибыли, главным образом, за счет повышения стоимости часов?
— Я бы выразился иначе. Большую прибыль будут приносить еще более качественные и превосходно исполненные часы. Это логично и разумно. Например, мы постоянно совершенствуем наш фирменный автоматический механизм с будильником и системой герметичной защиты Compressor. Наши современные усовершенствованные модели Master Compressor Memovox не могут стоить менее 6000 евро. Увеличилась в последнее время доля ювелирных часов и тех, которые вручную декорируют лучшие мастера эмальерного искусства.
— Сейчас каждая вторая компания норовит назвать себя мануфактурой, и это еще 5 лет тому назад почетное звание утратило престиж. Чем JLC отличается от новорожденных мануфактур?
— На выставках в Базеле и в Женеве на многих стендах вам представят собственные механизмы, большая часть которых на самом деле представляют собой модификации калибров ETA. Некоторые модели выходят действительно удачными, компании собирают на них заказы, но проходит полгода-год, а обещанных часов все нет и нет.
В отличие от таких компаний Jaeger- LeCoultre представляет по-настоящему собственные механизмы — от дизайна до последнего винтика (на последнем Женевском салоне мы презентовали 7 новейших калибров). И производим мы на их основе часы также собственного дизайна и самого высокого качества в обещанном количестве в обещанный срок. При этом мы абсолютно уверены в том, что наши часы сохранят надежность и актуальный внешний вид спустя 10 лет и более.
Над нами не довлеет конъюнктура. Мы в своем творчестве не имеем технических и финансовых ограничений. Одно дело — создать к выставке один?единственный турбийон и всем его показывать. И совсем другое дело — представить и выпустить в течение двух лет 500 надежных и классных турбийонов уровня нашего Gyrotourbillon I. Вот вкратце и вся разница.
— И тем не менее среди молодых компаний u1077 есть весьма интересные брэнды вроде HD3, De Witt, Richard Mille, MB&F, и каждую неделю возникают все новые и новые имена, которые в том числе претендуют на сегмент de luxe и отнимают потенциальных клиентов у вас… Бешеная активность новичков грозит JLC и всему Haute Horlogerie?
— Часовому искусству, как и всей мировой экономике, свойственны периоды спадов и подъемов. Нынешний подъем связан с глобализацией экономики, возможностью без особых усилий производить часы в одном конце Земли, а продавать их в другом, а также с возникновением таких богатейших рынков, как Китай, Индия, Латинская Америка, ваша Россия. Миллионеров с каждым днем становится все больше.
Далеко не все из них разбираются в часовом искусстве. Так что определенный шанс есть у всех. Представляют ли многочисленные молодые компании угрозу великим мануфактурам?.. Нет. Некоторым небольшим компаниям удалось создать несколько удачных моделей, но посмотрите сами, кто в последнее время совершал действительно значительные технические открытия? Patek Philippe, Ulysse Nardin, Audemars Piguet, Breguet, Jaeger-LeCoultre — то есть те, кому положено, кто имеет и сохраняет верность традициям, самые главные из которых — постоянное стремление к совершенству и безупречному качеству.А достичь их без инноваций сегодня невозможно.
Именно поэтому большие производители регулярно совершают революционные технические и технологические прорывы и тем самым обеспечивают свое будущее. Как говорят наши американские клиенты, история без будущего — не история, а анекдот.
— Молодые компании обвиняют корифеев в монументальном, застывшем во времени модельном ряде. Rolex 70 лет производит одну и ту же модель Oyster Perpetual, Patek Philippe — Calatrava, а Jaeger-LeCoultre — Reverso. Мол, великие не прислушиваются к клиентам, а диктуют им свои условия…
— Это Jaeger-LeCoultre не прислушивается к клиентам? Напомню, что Reverso появилась, когда к нам обратились офицеры британской армии и богатые индийцы с просьбой создать им часы, в которых можно играть в поло. Клиент, его хорошее настроение и уверенность в наших часах — смысл существования Jaeger- LeCoultre. Мы выпускаем Reverso на протяжении 75 лет и до сих пор не можем удовлетворить все заказы. Разве было бы уважительно по отношению к клиентам уменьшить выпуск этой замечательной модели за счет выпуска других?
— Но, согласитесь, только при вашем руководстве Jaeger- LeCoultre избавилась от репутации производителя одной модели и поставщика качественных калибров другим брэндам. Кстати, каково процентное соотношение выпускаемых JLC моделей?
— Еще до меня наша мануфактура выпускала, кроме Reverso, дамские модели на базе самого маленького механического калибра 101 и спортивные часы Master. А что касается запуска дамской коллекции Ideale и спортивных AMVOX, то это требование не мое, а времени.
Так, актуальность сложных часов в больших корпусах вызвало появление Grande Reverso, Reverso Squadra и серии сложных часов Gyrotourbillon, Master Minute Repeater, Master Tourbillon и Reverso Triptych — самые сложные часы в мире. Ну а в процентном отношении наш модельный ряд выглядит сейчас приблизительно так: на долю Reverso приходится более 60 процентов, около 25 — на долю Master, остальное — дамские и сложные модели, а также '41tmos.
— Вы считаете Reverso Triptych самыми сложными часами в мире? А как же Vacheron Constantin Tour de L'iLe с его 16 функциями?
— Формально, по количеству функций Tour de L'iLe — и правда самые сложные. Но по сути сложности конструкции и производства с нашим Triptych не сравнится ничто. Ведь у этих часов не 2, а 3 циферблата. На первом показано обычное время с 24-часовым индикатором «день - ночь» и турбийоном, на обороте астрономическое время плюс астрономический календарь с указателями знаков Зодиака, уравнением времени, индикаторами восхода и захода Солнца, а также расположением звезд и планет именно там, где вы живете — будь-то Москва, Женева или Буэнос-Айрес.
И, наконец, третий циферблат, расположенный на основании корпуса, — это вечный календарь с фазами Луны и ретроградной шкалой даты. Они настолько сложны, что мы выпустим в ближайшие годы только 75 экземпляров Reverso Triptych в корпусе из платины.
— Не много? Ведь эксклюзив — тоже весьма актуальный тренд, а обычные тиражи ваших сложных моделей — 500 экземпляров и лишь Triptych — 75?
— Вы знаете, понятие «эксклюзив» многогранное. Уже не секрет, что первый индикатор «большая дата» для наручных часов A. Lange & Sohne помогли создать мы. И мы имели полное право использовать этот модуль и в своих моделях тоже, но предпочли создать для Reverso Septantieme новый принципиально иной календарь — более простой, но более надежный, тонкий, компактный и изящный. Потому что мы подразумеваем под словом «эксклюзив» нечто новое, созданное эксклюзивно для определенных часов. А что касается количества, то на самом деле 500 экземпляров — это совсем немного, если учесть, каким спросом пользуются наши лимитированные серии.
Даже многие наши старые добрые клиенты-друзья компании порой остаются вне списка. Боюсь, мы обидим сотни лучших клиентов, если начнем производить модели тиражом по 10 экземпляров. К тому же мы внимательно отслеживаем судьбу каждой модели, и если какой- нибудь экземпляр из лимитированной серии выставляется на аукционах, мы стараемся вернуть их в компанию, хотя бы в музей. Так вот я могу вам сказать, что в последние годы нам не удалось приобрести u1085 на вторичном рынке ни одной редкой модели!
— Теперь мне вполне понятно ваше оптимистичное высказывание на открытии бутика, что Jaeger-LeCoultre — один из самых подходящих для России брэндов. Я разделяю ваше мнение. Знатное имя, легендарная история, настоящий эксклюзив, вызывающая сложность, высочайшие технологии, надежность и качество отделки, солидная цена — вы имеете все слагаемые для успеха в России.
— Да, да! Именно! Мне хорошо известно, насколько требовательны российские клиенты ко всему тому, что вы перечислили. И этим вы выгодно отличаетесь от других новых рынков. Но тем интереснее здесь работать!
— Думаю, успех вам обеспечен, если, конечно, в новом бутике Jaeger-LeCoultre в «Берлинском доме» на Петровке будут регулярно появляться не только исторические, но и реальные новые модели в достаточном количестве.
— Я лично и руководители представительства Jaeger-LeCoultre и Richemont Group в России постараемся сделать все, чтобы московский бутик стал одним из лучших в мировой сети из 11 наших бутиков.
Опубликовано в журнале "Мои Часы" №1-2007