Жан-Марк Жако. Parmigiani
Это изумительно, насколько же они разные – глава Parmigiani Жан-Марк Жако и Мишель Пармиджани – мастер, в честь которого названа компания. Пармиджани – бесконечно интеллигентный, вечно во всем сомневающийся, ищущий и мягкий
Это изумительно, насколько же они разные – глава Parmigiani Жан-Марк Жако и Мишель Пармиджани – мастер, в честь которого названа компания. Пармиджани – бесконечно интеллигентный, вечно во всем сомневающийся, ищущий и мягкий. Жако же настолько энергичен, что, кажется, способен подпитать своей энергией десятерых. Говорит громко, четко, уверенно до безапелляционности, но в то же время очень умно и доброжелательно. В общем, сразу же становится ясно, кто есть кто в Parmigiani.
У Жана-Марка Жако множество разных визитных карточек, в которых его должность в компании Parmigiani Fleurier описы- вается то СЕО, то президент, то управляющий директор. Есть у него визитки, где он представлен как глава мануфактуры Vaucher или представитель фонда Sandoz (Sandoz Family Foundation) в Parmigiani, а на еще одной – г-н Жако и вовсе спикер часового департамента Фонда Сандоз.
Самое интересное, что все эти карточки совершенно точно описывают работу и функции, которые он выполняет в элитном бренде. Более того, на мой взгляд, без Жако застенчивый гениальный часовщик Мишель Пармиджани ни за что бы не прославился и не стал трендсетером часового искусства. И влачил бы такое же существование, как, скажем, талантливейший мастер Вианне Альтер, время от времени перебиваясь частными
– А ведь можно понять, что вы делегированы фондом Сандоз в компанию Parmigiani, чтобы присматривать за Мишелем: вдруг он что-нибудь натворит не то?
– (Смеется.) Ну, так оно в общем-то и есть. Фондом Сандоз руководят всего два человека. Я работаю в Фонде, где отвечаю за часовое направление, точнее за инвестиции Фонда в швейцарскую часовую промышленность. Все началось несколько лет тому назад, в 1999-м, когда Фонд решил инвестировать в стремительно растущую часовую индустрию. Тогда меня и попросили помочь.
– А почему ваш выбор пал на Мишеля Пармиджани?
– Мы решили не просто приобрести акции авторитетных часовых компаний, а создать нечто свое. Изначально в наших планах было восстановление какого-нибудь старинного известного бренда. Я встречался и беседовал с лучшими реставраторами старинных часов в поисках звучного имени из прошлого. Вот тогда-то мы и познакомились с Мишелем, который с 1975 года в своей мастерской занимался реставрацией уникальных часов. Пообщавшись с ним, я понял, что никакого забытого имени нам искать не нужно: мы назовем компанию именем Пармиджани.
Мишель – настоящий эксперт. Мало кто знает швейцарские часовые традиции и техники лучше его. Более того, назвав компанию именем известного в прошлом мастера, мы так или иначе могли ограничить себя моделями строго определенного стиля или же были бы вынуждены выпускать модели с теми или иными усложнениями, которые любил этот человек. В лице Мишеля мы получили, грубо говоря, всех знаменитых мастеров прошлого сразу. Тем более что Мишель мечтал выпускать часы именно такие, которые нужны были Фонду.
– То есть элитные, с уникальным дизайном, очень
дорогие… Не опасались, что люди не будут покупать по такой цене часы неизвестного тогда еще мастера по имени Мишель Пармиджани?
– Нет. Таких опасений не было. Я же в конце концов кое-что понимаю в часовом искусстве и бизнесе. А что касается наших часов, то они получились такими отнюдь не потому, что мы с Мишелем этого захотели. Почему-то принято считать, что такие понятия, как уровень и культура часового производства, облик и дизайн часов, ценовой сегмент, целиком и полностью зависят от воли руководства той или иной компании. Но это верно лишь отчасти. На мой взгляд, самое главное значение для культуры любого производства играет место его расположения. Возьмем, к примеру, регион Юра. Он просто создан для высокого часового искусства!
– Извините, а вы уверены в этом? Ведь Флорентин Ариосто Джонс выбрал Шаффхаузен для мануфактуры IWC, поскольку считал, что именно там находится идеальное место для часового производства. И тому была масса причин. Например, быстрый в тех местах Рейн и водопады обеспечили его бесплатной и остродефицитной в Швейцарии электроэнергией…
– Это произошло, потому что он был американец и плохо знал Швейцарию! (Смеется.) К тому же я не утверждаю, что часы можно делать только в Юрских горах. Их можно производить хоть в Аргентине или Китае. Но, согласитесь, вы сразу же отличите те часы от часов из Юрского региона. Вы бывали в Юрских горах?
– Конечно.
– Разве вы не поняли, что это место буквально создано для производства часов?
– Ну, чем-то людям из тамошних горных деревень нужно было заниматься долгими зимами, чтобы не спиться.
– (Хохочет.) Не только! Какой величественный покой царит в тех местах! Какие пасторальные там виды! Поэтому и люди тамошние такие спокойные, умиротворенные, терпеливые, неторопливые, привычные к красоте – просто генетически прирожденные часовщики. И вот представьте теперь, сколько прекрасных часовщиков было там! Как они открывали новые техники производства и декора! Как передавали свои секреты следующим поколениям, которые в свою очередь улучшали их и дополняли своими знаниями. А потом уже начался естественный обратный процесс: стоит тебе только родиться в таком месте, как ты даже против собственной воли становишься часовщиком. Когда тебе с пеленок объясняют, что самая важная наука на Земле – микромеханика и обучают ей методом погружения, ты начинаешь воспринимать мир с точки зрения часовщика.
– Поэтому вы основали мануфактуру в Юрском регионе, а не в Женеве или Бьенне?
– Именно! И нашему примеру последовали очень многие. Даже те компании, что успели открыть мануфактуры в более удобных с точки зрения индустриальной логистики местах, вернулись обратно. Руководители этих компаний сказали мне, что пошли на этот шаг, чтобы их работники вновь начали вариться в этом исконно часовом котле. И все из них успели заметить, что после возвращения качество часовой продукции значительно возросло.
Да что там говорить, если на нашей новой мануфактуре прекрасно работают мастера даже таких, казалось бы, вовсе не подходящих по темпераменту и складу ума для часового дела национальностей, как французы, итальянцы и даже испанцы. Правда, здесь я должен сделать оговорку, что большинство из них родились и выросли уже в Юрском регионе. Но ведь есть и такие, кто приехал сюда относительно недавно, но уже успел проникнуться местными традициями, подышать местным воздухом и впитать в себя здешнюю часовую культуру. Я же вижу, с какой страстью, с каким упорством наши молодые мастера учатся часовому делу. Они мечтают как можно скорее дорасти до того профессионального уровня, когда им, наконец, доверят собирать часы Parmigiani, предназначенные для продажи. Все то же самое я могу сказать и о мастерах, которые заняты у нас на других участках производства.
– На вашей мануфактуре Vaucher доля ручного труда высока?
– Смотря о чем идет речь. Если вы о производстве спиралей и некоторых других частей механизма, где ручной труд не эффективен, то там его нет. Конечно же, наша мануфактура оснащена новейшей аппаратурой и станками. Эта техника позволяет нам создавать роскошные часы. Но я бы при этом хотел заметить, что все равно ставлю культуру часоделия в регионе Юра выше и важнее всех существующих технических чудостанков.
Ведь в наручных часах доля чистого искусства – художественного, эмальерного и даже ювелирного – гораздо ниже, чем в карманных прошлого. В наручных часах огромную эстетическую функцию выполняют безупречно отполированные или декорированные крошечные детали механизма. Никто, кроме хорошего мастера- часовщика, их создать не может.
– Зачем вам понадобилось создавать собственную мануфактуру? Parmigiani – настолько элитные часы, что априори не могут продаваться в больших количествах. А при таком объеме производства можно было пойти по традиционному пути: закупать все на стороне и доводить до совершенства в собственном ателье?
– Мы вначале так и поступали, но затем решили построить собственную мануфактуру. Понимаете, современные элитные часы – это не просто прибор для определения времени. Это шедевр микромеханики. А сколько в них вложено труда лучших мастеров! Это элемент культуры. А значит, и реальный, очень серьезный продукт. А если ты намерен производить серьезный продукт, нужно иметь полный контроль над его производством, а не зависеть на 90 процентов от сторонних поставщиков и их доброй воли и совести. Цель Фонда создать бренд, который переживет его в веках. Может погибнуть Фонд, но с Parmigiani не должно случиться ничего. Кроме того, заработавшая на полную мощь мануфактура позволила нам запустить новые коллекции – Kalpa Hemisphere, Pershing, женские линии. Мы становимся реальным брендом, с коллекцией собственных механизмов, с представительным разнообразным модельным рядом. Это позволило нам вырваться вперед, и отныне у нас лишь два конкурента – A.Lange & Sohne и Patek Philippe.
– На мой взгляд, вы ближе к A.Lange & Sohne…
– Даже не знаю, радоваться вашим словам или нет. Да, их часы великолепны! Ничего не могу сказать. Их действительно можно изучать с лупой и получать наслаждение от совершенства каждой линии каждого узора. Но удовольствие такого рода способны получать только эксперты и настоящие коллекционеры. И ориентироваться на эту публику – ошибка. В мире только 2000 реальных коллекционеров. Не 200 000 и не 20 000, а всего лишь 2000! Ограничивать себя только ими – глупо.
Мы никогда не ориентировались на коллекционеров. Главными достоинствами часов Parmigiani я считаю даже не совершенство механизма или что-либо еще, а их необыкновенную комфортность. Концепция и главная задача Мишеля Пармиджани – создавать элитные часы, которые можно носить каждый день, с каждым днем влюбляясь в них все больше и больше.
– Значит, вы против коллекционеров. А как вы относитесь к инвесторам? Тем, кто инвестирует средства не в часовое производство, а в сами часы, как в ценные бумаги?
– Я считаю, что часы – не лучшая инвестиция. Хотя бы потому, что продукт, наполовину произведенный машиной, по определению не может быть уникален. А значит, вложения в него – большой риск. Удачные вложения в часы, конечно же, время от времени случаются, но очень уж редки эти случаи. Скажу вам по секрету, я часто общаюсь с людьми, которые имеют то или иное отношение к часовым аукционам. Так вот, по их словам, большая часть часов не достигает и половины цены, на которую рассчитывали владельцы. А те, что якобы бьют рекорды, на самом деле приобретаются самими брендами через подставных лиц.
– В последнее время Parmigiani презентует коллекцию за коллекцией. Вашей элитарности такое развитие не помешает?
– Часы по 50 тысяч евро – не массовые. К тому же мы производим всего 5000 часов в год. И не собираемся увеличивать объем производства. Сейчас у нас на мануфактуре работают 600 человек. Мы превращаемся в глобальный бренд. Мы не станем элитным мировым брендом, имея лишь два продукта – Kalpa и Tonda. Нужно больше.
– Вы представили спортивные линии совершенно неожиданного несвойственного рафинированному и элитарному Parmigiani дизайна. Может, следовало отделить спортивную линию от бренда? Сделать что-то типа Ferrari в рамках Panerai?
– Не вижу смысла. Практика показывает, что лучше развивать уже известный существующий бренд, а не начинать с нуля новый. Выпускает же, Мерседес, автомобили класса SUV – GLK и ML? Разве это сказалось отрицательно на репутации и продажах лимузинов S-класса?
– Но с ростом разнообразия вашего модельного ряда могут возникнуть определенные трудности у ваших дилеров. Представьте себя на месте российского предпринимателя, который торгует Parmigiani. Это же сколько денег он должен иметь, чтобы выставить на полках своего магазина полную коллекцию?
– Что? Что? Что?.. Забудьте!.. Никогда мы не говорим нашим партнерам, чем торговать или не торговать. И тем более не указываем, какую минимальную коллекцию они должны иметь, на каких полках они должны быть установлены и как. Все зависит от вашей клиентуры, величины магазина и даже от места его расположения. Как может бутик в Цюрихе иметь тот же ассортимент, что и бутик в Женеве, а тем более в Дубаи или Москве? Российский предприниматель все знает гораздо лучше меня. Так как же я могу ему указывать? Или я похож на сумасшедшего маньяка?
– Какой-то у вас совсем необычный для швейцарского бренда подход к точкам продаж.
– Да-да-да! (Смеется.) Этого я и добивался. Мы хотим быть другими. Мы другие! Мы не хотим никому понравиться всеми способами. Часы Parmigiani концептуально ненавязчивы.
– Классический нишевый бренд?
– Что-о-о?!?!? Вот еще слово, которое я просто ненавижу! Вы знаете, что изначально на французском означает слово niche? Ячейка для индеек или гусей, которых держат там для получения фуагра. Часы Parmigiani – не индейка и не курица! Всеобщее стремление часовых компаний стать вдруг нишевыми меня ужасно раздражает, а порой и веселит. Это ошибка разума! Даже сочетание этих двух слов «нишевый бренд» – редкое идиотство! Нонсенс! Задумайтесь сами! Если вы бренд, то вы уже живете не в нише. А если вы в нише, то вы по определению не можете называться брендом – только продуктом.
– Но все же зачем вам мануфактура при выпуске 5000 часов в год? Что же она простаивает большую часть года?
– Да никто не простаивает! Это мало кто знает, но мы производим корпуса и механизмы для Richard Mille, мы производим калибры Golden Bridge для Corum, мы производим многое для A.Lange & Sohne, в том числе и корпуса. Мы производим спирали для Patek Philippe. Мы производим много чего для Bvlgari, и даже для Breguet, вы будете смеяться…
– Потрясающе! А может следует для повышения элитарности Parmigiani прекратить поставки механизмов и комплектующих для сторонних компаний, как в свое время это сделал фактуры?
– А зачем я тогда строил мануфактуру? Она должна приносить деньги! А случай с Zenith я могу прокомментировать так. Они прекратили поставки механизмов, потому что просто не имеют возможностей обеспечивать других. На себя сил едва хватает. Вот и была выдумана эта благородная отговорка.
– Вы сказали, что производите на своей мануфактуре даже спирали?
– Вы не ослышались. Спирали.
– И они лучше Nivarox?
– Лучше! Иначе Patek Philippe у нас не закупал бы их. Я вложил в разработку сплавов для спиралей и пружин очень много средств! Но рано или поздно они окупятся.
– И последний вопрос. Почему вы сменили российского дистрибьютора?
– Я очень внимательно слежу за развитием российского рынка. Лично. Он очень интересен. Меня все устраивало, пока ваши нувориши сметали с прилавков часы только потому, что они дорогие и швейцарские. Но этот период очень быстро прошел. Они есть и сейчас – все эти ваши нувориши, или сновариши. Но русский поклонник часового искусства уже давно считается одним из самых искушенных в мире. А это уже наша клиентура. В этом смысле нас категорически перестала устраивать ситуация, когда, имея 200 точек продаж по всему миру, мы имеем во всей России менее десятка POS. Нужно было что-то менять, увеличивать охват. Вот я и нашел новую компанию «Витал».
Планы громадные. Но прежде всего мы хотим установить прямую связь с продвинутыми и обычными русскими клиентами. И эта прямая связь – краеугольный камень концепции нашего бренда.
Опубликовано в журнале "Мои Часы" №2-2009