Эклектика— основа роскоши
Как изменились представления о роскоши в новом веке, что такое настоящий bon ton, каковы вкусы российской элиты — на эти вопросы отвечает один из самых авторитетных специалистов в области luxury, директор по развитию дома Bosco di Ciliegi Константин Андрикопулос
Как изменились представления о роскоши в новом веке, что такое настоящий bon ton, каковы вкусы российской элиты — на эти вопросы отвечает один из самых авторитетных специалистов в области luxury, директор по развитию дома Bosco di Ciliegi Константин Андрикопулос
— Вам не кажется, что если еще несколько лет назад существовал вполне четкий эталон «как должен жить и выглядеть богатый человек», то сейчас такового не существует, каждый определяет свой образ жизни более индивидуально?
— Нет, вы не совсем правы, шаблоны существуют всегда. Я, например, могу назвать один: у представителя российской бизнес-элиты обязательно должно быть две машины с водителем, которые ждут его у ресторана. (Смеется.)
На всех тусовках мужчины сейчас обязательно обсуждают дорогие часы и машины — это опять же обязательные признаки, а, скажем, одежда вызывает уже меньший интерес. С другой стороны, Россия в плане развития индустрии роскоши еще отстает от Европы.
Вы посмотрите, например, на Италию: с какой тщательностью люди подбирают свой гардероб и аксессуары. Каждый штрих для них важен и имеет определенный смысл. Но у современной Италии 60-летний опыт искусства тратить большие деньги на роскошные вещи. Это важный элемент социального облика общества, его культуры.
Как развивается эта культура, видно на примере того, как человек получает удовольствие от жизни, насколько он сам осознает ценность вещей, которые приобретает. И чем выше культура, тем менее человек зависит от внешних шаблонов и ориентируется на свое внутреннее восприятие.
— А в чем выражается внешнее проявление внутреннего мира, если мы говорим о материальных ценностях?
— Bosco di Ciliegi не обращается к человеку, который ездит на Ferrari кататься на лыжах, потому что это «круто». Наш клиент тот, кто сопоставляет свои потребности и возможности. Он не следует диктату стиля или шаблона, он эклектичен и поэтому умеет и любит выбирать. И, кстати, русские люди этому очень быстро учатся. Они уже получают удовольствие не оттого, что тратят на себя максимум денег, а оттого, что знают, на что потратили деньги.
Например, вино может стоить в ресторане $100 и $5000. И если вы закажете дорогое, не зная, что именно в нем замечательного и с каким блюдом его букет раскрывается особенно ярко, то вы просто зря потратите деньги. Поэтому узнать истинную ценность вещей, понять и прочувствовать, что близко твоей натуре, и научиться с толком тратить на это деньги — это и есть проявление гармонии внутреннего мира.
— Какую роль в этой гармонии играют брэнды? Ведь если человек сам для себя определяет ценность вещи, то название марки, под которой она выпущена, перестает иметь большое значение?
— Марки всегда будут важны, ведь это точка прикосновения к настоящему, аутентичному, качественному. Но при этом даже очень известные марки могут быть эксклюзивными. Это зависит от того, как к ним относиться.
Вот, например, если мы возьмем одежду, то такие марки, как Etro, Moschino, Gaultier, Kenzo, считаются очень эксклюзивными, потому что мы так к ним относимся. А может быть и другой вариант: достаточно престижная марка распространена настолько широко, что постепенно утрачивает эксклюзивность и, соответственно, интерес состоятельной публики.
— Но откуда такая страсть к эксклюзивным вещам? Почему всеобщее и повсеместное признание брэнда скоро грозит стать огромным недостатком, а некоторые люди уже сейчас считают, что хорошие вещи не могут быть популярными?
— Это элементарный психологический механизм. Например, если вы покупаете за 40 долларов брюки Zara, то вам вполне достаточно того, что они будут просто красивыми. Но здесь начисто отсутствует интрига, предвкушение обладания не просто красивой, но и редкой вещью.
Сопоставление ожидания и того, что вы получаете, не менее важно, чем сама покупка. Если же вы тратите на одежду и аксессуары не 40, а 40 тысяч долларов, то наверняка делаете это, чтобы подчеркнуть свою индивидуальность. Ведь что такое одежда? Это то, каким вас видят окружающие.
Внешний вид должен сразу же создавать о вас наиболее полное и положительное впечатление. Например, обладание 25 парами туфель Dolce&Gabanna ничего не говорит о человеке, тем более все сразу на себя не наденешь.
А вот пальто от Antonio Marras с красным бархатным воротником — редкая и нерастиражированная вещь, очень индивидуальная — сразу же приоткроет многие стороны натуры своего обладателя. И не важно, что большинство даже не слышали о такой марке. Мы ищем признание только у людей нашего круга. Вы же не поедете в том же пальто от Antonio Marras на Карибы — местные жители над вами только посмеются. Также вы не наденете Audemars Piguet Dual Time Millenary Maserati в вояж по дикой Африке — там вряд ли на кого-то это произведет впечатление.
— Значит, любую марку можно просто сделать эксклюзивной — было бы желание?
— Нет, не любую. Например, тот же Антонио Маррас был безумно интересный, талантливый, эмоциональный дизайнер. Но у него не было своей марки, не было даже магазина.
Мы сейчас оберегаем его эксклюзивность и не собираемся раскручивать его имя во всемирно известный брэнд — так оно просто обесценится. Я лично знаком с господином Николасом Хайеком-старшим и знаю, что его компания придерживается такой же политики. Все наиболее успешные проекты последних лет как раз связаны с эксклюзивными марками, основанными на наследии талантливых мастеров.
Именно такой искусственно созданный и тщательно культивируемый эксклюзив, основанный (и это важно!) на подлинном таланте, сегодня является самым актуальным направлением. Тут я хотел бы подчеркнуть еще одну важную тенденцию, которую я заметил в российском обществе.
Еще года три назад, если кто-то говорил о русских дизайнерах, ему отвечали: «Что ты, это дешевка. Это не Gucci!». Но сегодня они пользуются все большей и большей популярностью именно потому, что они очень самобытны и малоизвестны. Они не тиражируются, они много творят, постоянно экспериментируют, и то, что они делают, больше соответствует русскому вкусу.
Например, Андрей Шаров очень талантлив и при этом умен, создает только то, что хотят его клиенты, но одно из главных его достоинств — эксклюзивность.
Я приветствую это и поэтому никогда не закажу у него для магазина больше трех экземпляров из одной коллекции. Кстати, в следующем году мы планируем открыть в ГУМе бутик русских дизайнеров, где будут выставлены только лучшие авторские вещи.
— Не приведет ли погоня за эксклюзивом и искусственное создание лимитированных марок к тому, что престижные брэнды будут создаваться на два-три сезона? Выпустил несколько коллекций и закрылся, а кто не успел купить, тот опоздал. В часовом мире, например, это сейчас уже пробует делать Йорг Хайсек, создав марку HD3, срок жизни которой заранее ограничен тремя годами.
— Вполне. И это прекрасно! Просто великолепно! Я восхищен тем, что это происходит. В одежде, конечно, труднее создавать такие марки, но, например, мигом раскупаются вещи, про которые мы знаем и говорим нашим клиентам, что они созданы только на этот сезон и больше производиться не будут.
А в часах такой эксклюзив, я считаю, еще более важен. Потому что одежда висит в шкафу, а часы вы постоянно носите. Все дорогое должно быть эксклюзивным. Люди готовы платить за редкие ценности. И их за это можно только уважать и поддерживать.
— А события последних лет — развитие технологий, нестабильная обстановка, теракты — как-то повлияли на восприятие мира людьми или на отношение к роскоши?
— Конечно! Люди стремятся прочнее закрепиться в этом мире, не в последнюю очередь с помощью приобретения вещей, которые можно отнести к разряду вечных ценностей. При этом под «вечными ценностями» каждый понимает разное.
Например, если для одного человека часы за $3000 могут быть часами на всю жизнь, то для другого — они актуальная игрушка на год. Для последнего важно иметь часы, которые представляют реальную историческую или какую-нибудь иную ценность. Чем нестабильнее общество, тем больше люди цепляются за то, во что можно вложить деньги. Поэтому индустрия «люкс» переживает расцвет именно в неспокойные времена.
— Вы сказали, что русские люди быстро учатся тратить деньги с удовольствием. А какое изменение, произошедшее в нашей культуре богатства, вы назвали бы самым важным?
— Интересный вопрос. Знаете, еще пару лет назад русские были более сосредоточены на профессиональном успехе и каком-то егоматериальном подтверждении. А сейчас произошел еле заметный поворот в сторону эстетики — большей фантазии и легкомыслия. Например, как мне рассказывают мои знакомые дамы, еще недавно пределом романтики российского кавалера было нанять частный самолет и куда-то улететь.
Теперь мужчина, когда ухаживает за женщиной, проявляет больше фантазии: не просто сесть в самолет и снять номер в отеле, а придумать целое приключение с элементами авантюрного триллера, что надолго запомнится и не повторится. Люди стали вкладывать больше души и фантазии во все, что они делают. И, на мой взгляд, это самое важное.
Мы в компании Bosco di Ciliegi верим, что эта тенденция будет и дальше развиваться, люди будут становиться все более искушенными в умении тратить деньги и, в частности, в умении делать подарки. Главное — дарить не абстрактные материальные ценности, а свое внимание, время и любовь. Ведь культура богатства определяется как раз тем, что ты можешь не только получать, но и давать.
Опубликовано в журнале "Мои Часы" №4-2005