Стефан Бельмон. Монастырь в горах
Для маркетингового директора Jaeger-LeCoultre Стефана Бельмона мануфактура в Ле-Сентье — больше чем просто место работы. И больше чем продолжение семейной традиции, хотя все знают его знаменитого отца Анри-Джона Бельмона, многие годы возглавлявшего Jaeger-LeCoultre, а затем и все часовое подразделение Richemont.
Для маркетингового директора Jaeger-LeCoultre Стефана Бельмона мануфактура в Ле-Сентье — больше чем просто место работы. И больше чем продолжение семейной традиции, хотя все знают его знаменитого отца Анри-Джона Бельмона, многие годы возглавлявшего Jaeger-LeCoultre, а затем и все часовое подразделение Richemont. Больше чем дом, хотя француз по происхождению, он уже давно поселился в тихой Вале-де-Жу и даже получил швейцарское гражданство. Если вы хотите понять, как создание часовой механики может стать настоящей философией, даже религией — немногие могут об этом рассказать лучше Стефана.
Как получилось, что, закончив политехнический институт в Лозанне, вы сразу же пошли работать на IWC — неужели вы с самого начала хотели пойти по стопам отца?
Конечно, нет. Я бы даже не сказал, что в молодости я очень интересовался часами. Я был обычным парнем, если бы меня кто спросил о целях в жизни, я бы бесконечно удивился. Отец предложил мне пройти практику на IWC через год после выпуска, начав с обычного служащего в производственном отделе. И так получилось, что на мой жизненный выбор в итоге повлиял вовсе не отец, а Гюнтер Блюмлайн (глава группы LMH, в которую входили марки Jaeger-LeCoultre, A. Lange&Sohne и IWC, после вхождения в состав Richemont возглавлял часовое подразделение концерна до своей смерти в 2002 году. — Прим. ред.). Это был человек удивительной энергии, которой заражал каждого, кто начинал с ним работать. На самом деле еще в 90-е часовые общины Вале-де-Жу и Шаффхаузена представляли собой весьма закостеневшую, ретроградную среду, в которой люди скорее предпочитали вообще ничего не делать, чем что-то делать не по правилам. Блюмлайн ломал эти стереотипы шаг за шагом. Он заставлял всех постоянно придумывать что-то новое, готов был поддержать любую, самую безумную идею. Но и требовал полной отдачи, стопроцентного погружения в процесс. Каждые два года новая модель класса Grand Complications — планка, которую в 90-е Jaeger-LeCoultre установила усилиями Блюмлайна. Если бы не он, вряд ли сегодня эти марки были бы столь успешны.
На ваш взгляд, Jaeger-LeCoultre помогает или мешает то, что марка — часть большой корпорации?
Думаю, сейчас для мануфактуры это не имеет никакого значения. Мы выпускаем не только сложные часы, но и ювелирные, спортивные, повседневные. И про каждую из этих моделей можно сказать — 100% JaegerLeCoultre. Такую четкую самоидентификацию вы можете встретить у единичных производителей. Это и есть, на самом деле, то, к чему все стремятся — и независимые марки, и входящие в крупные концерны. Чтобы каждый сотрудник, приходя на работу, четко представлял, что именно он создает. Все, что мы изготавливаем, мы делаем по-особенному. Например, у часов Memovox Deep Sea нет поворотного ранта, несмотря на то, что это дайверская модель — хотя вам так и хочется повернуть кольцо, которое является на самом деле часовой разметкой. Я думаю, что четко видеть под водой показатели важнее, чем что-то отсчитывать. Мы все делаем по-своему, в этом философия Jaeger-LeCoultre.
Вы каждый год выбираете какую-то коллекцию, в которой делаете новый флагман, причем такой, что он затмевает все предыдущее. Например, в прошлом году все обсуждали Extreme Lab II. Но уже этот год — и новые Reverso и Memovox. Вы не думаете, что надо давать людям больше времени привыкнуть к вашим новинкам?
Нет, потому что наши коллекции ориентированы на разных людей. Нет такого человека, кого бы мы назвали «клиент Jaeger-LeCoultre». У Extreme, Diver, Reverso, Master Control разные аудитории. И мы не должны забывать ни об одной из них. Те, кто интересуются экстремальной серией, в прошлом году получили Extreme Lab II — результат многолетних разработок. В этом году мы сделали Tribute to Deep Seа и конечно же отметили юбилей Reverso. Мы не беседуем со своими клиентами просто о часах JaegerLeCoultre. Мы говорим о конкретных часах.
Когда мы разговаривали с вами в прошлом году о Extreme Lab II, вы сказали, что ваша цель — создать идеально работающие часы, которые не нуждаются в ремонте. Первый шаг: освободиться от смазки. Затем нивелировать эффект магнитного воздействия и воздействия температур. А что дальше?
Давайте пока не раскрывать карты. На самом деле, я не могу серьезно рассуждать о часах, не нуждающихся в ремонте. Это, конечно, цель, но несколько утопическая, как вы сами хорошо понимаете. Просто наша задача в другом: каждый раз делать что-то чуть лучше, чтобы держать вас в приятном ожидании — что же, интересно, мы еще можем улучшить.
Jaeger-LeCoultre — одна из самых технологически передовых мануфактур и не нуждается в том, чтобы напоминать о своем славном прошлом. Почему же даже вы выпускаете реплики?
Да, я тоже заметил, что в последний год появилось много самоцитирования. Но для Jaeger-LeCoultre это в первую очередь символический жест, чтобы напомнить себе, что у нас история в прошлом, а не только в будущем. Что же касается всеобщего увлечения репликами, я думаю, во многом на это повлиял вопрос цены. Когда цены упали, производители увидели, что не все инвестиции и новые идеи были правильные. Вот они и стали искать все удачное и называть это «наследием».
На самом деле вы спрашивали, зачем мы воссоздали Reverso 30-х? Потому что нам тоже надо оглядываться в прошлое, чтобы искать ответы в настоящем. Что происходило в последние годы? Люди уже привыкли к тому, что часы для коллекционирования — это навороченные монстры огромных размеров с большим числом функций и устройств. Отчасти этому способствовали и вы, журналисты, потому что вам интереснее писать о таких часах, чем о скромной, строгой классике с миниатюрным механизмом. А ведь прорыв Jaeger-LeCoultre в свое время и заключался именно в том, что мануфактура смогла уменьшить размеры механизма, чтобы позволить себе большую свободу в обращении с корпусом. И как много самых удачных моделей ХХ века появилось именно на основе миниатюрной механики Jaeger-LeCoultre. Вот одна из наших главных ценностей, наших приоритетов, и мы не должны об этом забывать, как бы ни менялась часовая мода.
В студии мануфактуры JaegerLeCoultre мастера-эмальеры вручную тщательно воспроизводят на циферблате знаменитые живописные полотна
Как формировался облик юбилейной коллекции Reverso?
Надо понимать, что линия Reverso — это не часовое искусство, где цель поразить воображение, а повседневные часы, которые должны просто нравиться. Мы сейчас должны сосредоточиться на эмоциях, а не на усложнениях. Это настоящий вызов — делать простые и понятные часы. Кроме того, это и шаг в будущее: ведь юбилейной коллекцией мы заложили основу для дальнейшего развития классической линии и коллекции женских часов.
Кстати, о женских моделях. Они остались только в главных сериях, а вы совсем прекратили выпуск отдельных дамских линий вроде 101 и Ideale. Почему?
Calibre 101 и сейчас одна из самых востребованных моделей в своем классе, просто эти часы при всем желании нельзя назвать массовыми. В конце года появятся ювелирные версии Reverso, и в сегменте высокого ювелирного искусства у нас все хорошо. Но вы правы, новых оригинальных идей для женщин пока не появилось, впрочем, возможно, просто еще не пришло время.
В мастерской эмальерной росписи циферблатов знаменитых часов Reverso
Вы уже двенадцать лет работаете на Jaeger-LeCoultre. С чем бы вы сравнили эту мануфактуру?
Знаете, я давно уже об этом думал. Если бы я снимал фильм о JaegerLeCoultre, я бы изобразил ее монастырем. Большим монастырем, закрытым от мира в горах у озера. Там живут монахи, которые никуда не торопятся, многие соблюдают обет молчания. Они не пытаются ни на кого произвести
Опубликовано в журнале "Мои Часы" №5-2011