Джулио Папи: Наша цель – создать новый вид наручных часов
Год 2010-й можно было по праву назвать Годом Renaud & Papi, как прошлый год, по общему мнению, стал Годом BNB
Год 2010-й можно было по праву назвать Годом Renaud & Papi, как прошлый год, по общему мнению, стал Годом BNB – по количеству концептов, которые фабрика изготовила для различных марок. Вот только Renaud & Papi, существующая уже более 20 лет, вряд ли обанкротится в ближайшее время. Доминик Рено и Джулио Папи весьма уверенно себя чувствуют под крылом Audemars Piguet, знают, ради чего они работают, и не собираются переоценивать собственные возможности.
Господин Папи, в этом году вы представили несколько интересных концептов для сторонних заказчиков, например Retrograde Misterieuse для Chanel, но почти ничего принципиально нового для вашей головной мануфактуры – Audemars Piguet. Почему так получилось?
Каждый год мы получаем несколько разных заказов. На самом деле такие сложные конструкции механизмов, как Chanel Retrograde Mysterieuse, маркам требуются не так уж часто. В основном разработки касаются новых материалов или внешнего вида механизма. Например, в этом году мы сделали новый механизм для Audemars Piguet, но его инновации касались прежде всего материала: в Millenary Carbon One платина была изготовлена из карбона.
А на Audemars Piguet не обижаются, что вы все более активно продвигаете себя как подрядчик, продавая интересные идеи сторонним брендам?
Audemars Piguet никогда не ограничивала нас в выборе заказчика, у нас нет никакого договора о том, какие идеи годятся для одной мануфактуры и не годятся для другой. Наша работа – предлагать концепции. Если бы у Audemars Piguet был бы на этот год конкретный заказ на концепт механизма, мы бы им занимались. Но ни для одной компании нет смысла часто представлять сложные новинки, потому что их разработка и реализация требует слишком больших инвестиций. Правда, как раз сейчас мы работаем на Audemars Piguet, разрабатываем для нее новый механизм. Потому что на данный момент у компании два базовых мануфактурных калибра, и ей нужен третий.
Это будет какое-то продолжение темы с карбоновыми платинами и алюминиевыми мостами?
Нет, это будет традиционный часовой механизм, но со спуском Audemars Piguet.
Фабрика Renaud & Papi появилась в 1986 году, и это были еще очень тяжелые времена для индустрии механических часов. Как вам пришло в голову в это время открыть производство сложной механики?
У меня не было другого выхода. Когда я закончил школу часовщиков, мне было 19 лет, и, конечно, я хотел сам создавать только сложные, изощренные, необычные часовые механизмы. С этой мыслью я в 1984 году пришел на Audemars Piguet, проработал там 18 месяцев, и толь- ко тогда, наконец, мне популярно объяснили, что заниматься сложными часами я буду, в лучшем случае, лет через 20 работы в компании, да и то – маловероятно.
То же самое было на других мануфактурах: никому не были нужны молодые специалисты с безумными идеями. И тогда мы с моим другом Домиником Рено решили создать собственную фабрику, чтобы делать то, что нам нравится.
Вот так просто? И кто были ваши первые заказчики? Если, как вы гово- рите, такие мастера не нужны были на крупных фабриках, почему заработало маленькое ателье?
Именно потому, что оно было маленькое и поначалу предлагало один конкретный вид работ. Концепты, новые материалы – все это появилось позже. На самом деле, что такое в традиционном швейцарском понимании «дорогой механизм»? Это механизм, очень красиво сделанный, идеально обработанный и декорированный. Именно уровень декорирования отличает ручную работу от штамповки. Многие мануфактуры в то время, да и сейчас, не могут позволить себе держать постоянный цех обработки механизмов, но они с готовностью размещают заказ на фабрике типа нашей для создания линий сложных эксклюзивных часов.
Хорошо, дорогой механизм означает красивый. Вы учились на часового мастера-декоратора, и сегодня на Renaud & Papi действует школа дизайна механизмов. А как получилось, что вы пришли к концептам и новым калибрам?
В какой-то момент я понял, какую роль наше поколение часовых мастеров может сыграть в истории часового дела. Видите ли, практически все привычные механизмы современных наручных часов – это прямые потомки часов карманных, вариации конструкции, придуманной специально для конкретного варианта использования: с вертикальной заводной головкой, вертикальным положением механизма, крупным корпусом. Мы адаптировали эту конструкцию, сделали поменьше и переместили на руку. Но все основные решения остались такими же, какими были 300 лет назад в карманных часах, и на самом деле они не слишком подходят наручным часам. Поэтому я считаю, что наша работа состоит как раз в том, чтобы создать новый вид наручных часов, современных и рациональных, а не кальку с карманных.
Тем не менее, разрабатывая такой механизм, как Tourbillon Pour le Merite для A.Lange & Sohne, вы использовали фузею – устройство, которое как раз досталось «по наследству» от карманных и даже настольных часов. Вы тоже занимаетесь адаптацией?
Тут совершенно другая история. Дело в том, что марки A.Lange & Sohne не существовало 45 лет, пока Германия была разделена. И клиенты поначалу просто не знали, что это за бренд, какова его идентификация, в чем его заслуги в прошлом. Мне нужно было разработать механизм, который как раз бы связывал довоенный период мануфактуры с современностью, показывал бы лучшее из прошлых изобретений Ланге и технические возможности новой фабрики. Поэтому мы выбрали турбийон с устройством постоянной силы.
Кто выбрал: вы или глава технического департамента Lange Антони де Хаас? Вообще, как чаще происходит: вы предлагаете идею сами или к вам приходят с готовым концептом?
Концепцию турбийона с фузеей мы разрабатывали с Антони вместе. А что касается других заказов, то бывает по-всякому. Иногда заказчик действительно предлагает готовую идею, и наша задача состоит в том, чтобы придумать, как воплотить ее на практике. Это, кстати, самый сложный вариант. Потому что иногда идеи бывают настолько фантастическими, что их даже невозможно изобразить в виде рисунка! Тогда приходится сидеть, что-то придумывать, чтобы соединить фантазии заказчика с реальностью.
А к вам обращаются, чтобы сделать что-то простое и практичное?
На самом деле мне не нравятся безумные концепты. Я предпочитаю работать с практичными идеями. Я бы как раз и охарактеризовал философию фабрики Renaud & Papi как «воплощение практичных идей наиболее красивым и простым способом». Простые решения – самые лучшие.
А можете привести пример такого простого решения?
Вы можете найти их в каждом механизме от Renaud & Papi. Я предпочитаю убирать, а не добавлять лишние детали. Например, для 10-дневного запаса хода в Retrograde Mysterieuse я придумал конструкцию из двух барабанов, которые расположены на одной оси, чтобы отказаться от сложной трансмиссии.
А какое из ваших изобретений самое любимое?
Наверное, Jules Audemars Grand Sonnerie. Внешне – это очень простые и скромные часы, но в них скрывается сложнейший и очень оригинальный механизм.
А вы когда-нибудь думали над тем, чтобы создать собственные часы под логотипом Renaud & Papi?
Ох, конечно, я думал об этом. Звучит заманчиво, но, наверное, это не слишком хорошая идея. У меня, например, две маленькие дочери, и если помимо разработки механизмов я буду заниматься еще и продвижением марки, продажей, я совсем перестану их видеть. К тому же в этом случае наши клиенты действительно могут обидеться, что мы вместо их проектов занимаемся собственным, и уйти на другие фабрики.
Сколько заказов Renaud & Papi может выполнять одновременно?
Приблизительно четыре. Но, конечно, это зависит от сложности и сроков. На Renaud & Papi работает около 160 человек.
Ничего себе! А кризис на вас не сказался? Вы никого не сократили?
Нет. На самом деле в 2009 году у нас был такой же оборот, что и в 2008-м, так что финансово я разницы не почувствовал. Но я вижу, что клиенты стали более разборчивыми. Раньше им было достаточно показать картинки, и они выстраивались в очередь за заказами, а теперь они все обсуждают, вникают во все детали, стали более реально смотреть на вещи.
А цену снизить не просят?
Я не могу, даже если бы и хотел! У нас все производство в Швейцарии, поставщики, с которыми мы работаем, тоже все швейцарские, а тут, как вы знаете, очень высокие зарплаты. Создание одного сложного концепта, включая разработку, техническую реализацию, декорирование, сборку, тестирование, занимает около трех лет. И все это время я плачу зарплату, оплачиваю аренду, страховку, счета. Конечно, создание нового механизма требует больших инвестиций, и заказчик должен быть твердо уверен, что в будущем он их оправдает.
Зато, например, Жан-Марк Видеррехт из Agenhor утверждает, что, если ему идея заказчика понравилась, так он и денег с него не возьмет, и даже приводил примеры таких случаев. А у вас такое бывало?
Совсем бесплатно – нет. Но, например, все технические разработки для Ришара Миля ничего не стоили, потому что он один из первых принял мою концепцию «современных часов». Он только выкупил сами механизмы.
Как вы думаете, когда люди покупают часы, концепт которых разрабатывал Renaud & Papi, за что конкретно они платят? За бренд или идею?
Я бы очень хотел надеяться, что за идею. Конечно, финальная цена на часы зависит не от меня, а от марки: от ее маркетинговой политики, числа бутиков, престижности, известности. Но мне как-то странно думать, что есть люди, которые покупают часы только потому, что их носит Арнольд Шварценеггер или Рубенс Барикелло. Хотя, наверное, и такие есть. Все может быть.
А вы хотите, чтобы ваши дочери пошли по вашим стопам и стали часовыми мастерами?
Почему бы нет? Это хорошая работа, и если они захотят – я их поддержу. Но я не планирую превращать Renaud & Papi в семейную мануфактуру.