Свет с востока
С одной стороны, кажется, что швейцарцы, наконец, достигли долгожданной цели: перестройка центрального павильона BaselWorld позволила перенести стенды Seiko и Citizen на второй этаж, убрав чужаков с витрины индустрии роскоши.
С одной стороны, кажется, что швейцарцы, наконец, достигли долгожданной цели: перестройка центрального павильона BaselWorld позволила перенести стенды Seiko и Citizen на второй этаж, убрав чужаков с витрины индустрии роскоши. Но с другой стороны, даже легкая прогулка по главной часовой выставке показывает, что азиатские бренды медленно, но уверенно проникают разными путями в европейский люкс.
ЛЮДИ ЗОМБИ
Объем легального мирового выпуска наручных часов сегодня составляет почти миллиард экземпляров в год. Без сомнения надо признать, что потребность человечества в часах абсолютно удовлетворена. Люди могут позволить себе покупать часы, ломать их, выбрасывать, снова покупать, не испытывая ни малейшей нехватки в этом продукте. И большинство часов производится на дальнем Востоке: в Китае, японии, юговосточной Азии.
Каретка турбийона T1001 с балансовым колесом диаметром 16 мм
На этом фоне экспорт швейцарской часовой механики с ее пятью миллионами в год составляет жалкие полпроцента. Но именно эти полпроцента образуют главное поле битвы часовой индустрии и, собственно, составляют ее информационный повод.
Взглянув на картину в целом, становится понятно, что сейчас нелепо и смешно рассуждать о каком-либо «национальном» производстве. Теперь 99% часов — это просто часы, продукт, изготавливающийся с минимальными расходами, у которого добавленная стоимость складывается из низкой оплаты труда и высоких аппетитов. Разница между такими «просто часами» минимальная, по уровню технических различий их вполне можно сравнить с электрочайниками. И никому не придет в голову заявить, что «нам нужен настоящий британский (русский, американский, зимбабвийский, нужное подчеркнуть) электрочайник», потому что мы не хотим пользоваться обычным, китайским.
Представленный в 2012 году Tourbillon#1 от Hajime Asaoka, оснащенный механизмом Т1001
Оптимизация производства — конек неоконфуцианства, завоевавшего огромную популярность в Китае, японии и Вьетнаме в XVI веке. Проистекающая из него знаменитая японская философия «бережливого производства», также известная как «тойотизм», способствовала японскому техническому прорыву в середине ХХ века, хотя собственных инновационных изобретений в Стране восходящего солнца было раз, два и обчелся. Но, в конце концов, как Toyota завела себе в итоге Lexus, так и тотальная экспансия дешевых японских часов в 80-е годы привела к тому, что людям захотелось вернуться на эволюционный шаг назад: захотелось чего-то пусть дорогого, пусть несовершенного, зато красивого.
Этот интересный феномен относится скорее к области психологии, чем к производственному процессу. Для иллюстрации можно провести вольную аналогию с эпидемией плотоядных зомби. Зомби — более совершенный вид. Они не ощущают эмоций, усталости, холода, жары и любого дискомфорта, наконец, им не нужно искать пару и размножаться. Все, что нужно зомби — ходить туда-сюда и есть плоть. Почему же на этом фоне вполне комфортной беззаботной жизни особую важность приобретают человеческие ценности? Этот факт не освещается в комиксах и фильмах о зомби, но он наверняка будет иметь место: в колониях выживших людей на планете плотоядных зомби будет практиковаться особо изысканное и строгое вегетарианство.
Так вот современная швейцарская часовая индустрия возникла по схожему принципу: «зомби» всего мира просто ищут источники пропитания, тогда как перед выжившими «людьми» стоит задача сохранить главные признаки своего образа жизни.
Астрономические часы в виде водяной башни, построенные инженером Су Суном (1020—1101 гг.) в XI веке, во время правления династии Сун. Их конструкция считается первой сохранившейся моделью часов с устройством спуска
Эти внешние признаки и являются проявлениями индустрии роскоши, они проявляются не только в часовой сфере, но и в автомобилестроении, виноделии, одежде, наконец, даже бытовой технике. В западноевропейском обществе определенного класса есть четкие представления о том, что в кухне должен стоять концептуальный дизайнерский электрочайник определенной престижной марки, а то и чугунный чайник, висящий на цепях над камином.
Швейцарцы наиболее преуспели в создании и защите своей роскошной традиционной «колонии», но за последние десять лет modus operandi освоили и жители других стран: не надо выискивать новые лучшие способы производства, не надо педалировать националистические настроения (то есть, можно, но это все не главное). Надо делать что-то «человеческое». Хотя бы с виду.
Знак дао, или пути, символ даосизма и неоконфуцианства
Собственная колония часовой роскоши появилась в немецкой Саксонии — символично, что родилась она на осколках советского зомбиленда. Тут и там по всей Европе от Финляндии до испании, от ирландии до Чехии возникают маленькие люксовые ателье, а часовой бренд из Пенсильвании RGM представляет «настоящий американский турбийон».
«Человеческие» ценности, правда, пока не слишком внятно, начинают доходить и до российских часовщиков. Конечно, все эти маленькие люксовые производители не делают погоды на общем часовом рынке: это полпроцента от полпроцента даже швейцарского часового производства. Но они серьезно пошатнули непререкаемый тезис о том, что «лучшие часы могут быть только швейцарскими» (придуманный самими же швейцарцами), и подготовили почву к тому, чтобы роскошные часы появились там, где производится большинство «просто часов» — в Азии.
Ритуальные врата тории, символ японского синтоизма
ПРИНЦИП ЛОАКАРДА
Покупка концерном China Haidian Group швейцарской марки Corum, объявленная этой весной в первый день Базельской выставки, наделала много шума в часовых кругах. Заговорили о том, что китайцы и японцы постепенно скупят всю индустрию роскоши, как это уже произошло с французским виноделием. Но в отличие от виноградников, урожай которых зависит от почвы и солнца, в часовом деле последствия могут быть самые неожиданные. Новые хозяева, так или иначе, будут влиять на политику марок. Основная причина беспокойства экспертов в том, что поскольку Китай сегодня является крупнейшим потребителем товаров роскоши (по данным Фонда высокого часового искусства FHH, на этот рынок сегодня приходится 27% высокотехнологичной продукции по сравнению с 1% в 1995 году), они будут ориентировать товары принадлежащих им брендов в первую очередь на собственные предпочтения. Слово «ориентировать» здесь приобретает второй, буквальный смысл в значении «повернуть на Восток» — западные коллекционеры всерьез опасаются, что рынок заполонят мелкие трехстрелочники, богато инкрустированные драконами и восьмерками.
«Новое побеждает устаревшее», гравюра начала периода Мейдзи,1870 г.
Вторая причина паники: у китайских и японских магнатов нет недостатка в собственных вековых традициях. Им нет нужды пестовать еще и швейцарские, а приобретая часовую мануфактуру, они рассчитывают в первую очередь на быструю прибыль, чтобы отбить первоначальные инвестиции, а не вливать новые. В результате перед швейцарской часовой индустрией вновь замаячит призрак 1983 года: угроза распродажи на запчасти, от которой ее в свое время спас Николас Г. Хайек.
Впрочем, далеко не все разделяют эти настроения. Считается, что в роскоши также действует свой «принцип обмена» локарда: любое вмешательство оставляет след, в том числе и на вмешавшемся. Развитие часового рынка, инвестиции в швейцарскую индустрию повышают и уровень собственной культуры производства.
Появятся ли на Востоке бренды, которые можно будет отнести к «высокому часовому искусству»? Безусловно. Намного интереснее другой вопрос: почему они не появились раньше.
Премьера 2013 года Orizuro от Masahiro Kikuno: минутный репетир с двигающейся цаплей, сделанной из золота в технике оригами
ЧАСЫ КАК ОНИ ЕСТЬ
Первый известный в истории регулятор в часах был изобретен в 723 году в Китае буддистским монахом и Сином — так что в этом году желающие могут отпраздновать 1290 лет хронометрии. Регулятор был жидкостным и использовался в башенных часах до начала XII века, пока технология не пришла в упадок. Последним известным механизмом, построенным по этому принципу, стали знаменитые а часы инженера Су Суна (1020–1101 гг.), с которых сегодня в Китае начинают любой разговор о часовой традиции.
Главными недостатками этой системы были слабая точность, поскольку она зависела от равномерности потока воды, проходящего сквозь регулятор, а также постоянная необходимость в ручном пополнении ресурса, то есть подливании жидкости. Из Китая жидкостные регуляторы проникли в науку арабского мира и активно использовались, например, в испании, зато механический спуск, появившийся в XIII– XIV веках — это уже, безусловно, европейское изобретение.
Механизм Orizuro создан Масахиро Кикуно самостоятельно, без использования базового калибра
Тут видно показательное различие между восточной и западной инженерной мыслью, которое красной нитью прошло сквозь историю человеческой цивилизации вплоть до ХХ века и продолжает сказываться на ней и поныне. Естественное движение природных сил против рукотворной машины — это не просто разный подход к решению задач, это разное восприятие окружающего мира.
Ключом к пониманию того, как на востоке делают вещи, может служить дзен. Для многих этот термин ассоциируется с неким мистическим учением, основанным на внутреннем созерцании. На самом деле, это лишь одно из внешних проявлений философии. Течение дзен (или чань) зародилось в буддизме в VI веке в Китае под сильным влиянием даосизма, а затем активно распространилось на юг, в индокитай, а также в XII веке перебралось в японию (вместе с живописью, литературой и науками), где оказало огромное влияние на местную культуру. В XI–XVI веках из синергии даосизма, дзен-буддизма и традиционного конфуцианства появилась философия неоконфуцианства, определяющая современный уклад жизни японии, Южного Китая и всей Юго-Восточной Азии.
В премьере 2013 года Seiko Ananta 100th Anniversary Chronograph циферблат украшает бронзовый полумесяц, скопированный со шлема легендарного самурая XVI века Масамунэ Датэ
Особенность мировосприятия дзен не слишком понятна западному сознанию потому, что человек как мыслящая и действующая единица в нем не противопоставляет себя окружающему миру, а является его равноправным фигурантом. Самый наглядный пример: живопись. В японию традиция рисунка тушью суми-э пришла, как и все хорошее, из Китая, и получила весьма самобытное развитие.
Профессор д.Т. Судзуки в книге «Основы дзен-буддизма» (Москва, Эксмо, 2009 г.) вкратце так описывает создание картины: нет особой разницы между художником, тушью, которую он использует, кисточками, бумагой и цаплей, изображенной на рисунке. Это все — агенты одного процесса. Только из сложения всех факторов получается картина, и получается она именно такой, какой должна получиться. Даже если у цапли слегка скособочен клюв и вообще она похожа на утку, значит, вот такая птица.
Поэтому у восточных художников очень развито материалистическое восприятие. Предполагая, что собираются нарисовать, они уже заранее знают, какие именно для этого требуются краски, бумага и инструменты, иначе получится совсем другой рисунок. При таком подходе художник не является, по сути, творцом, а скорее проводником природной гармонии. Это объясняет, почему на Востоке не прижилась живопись маслом, ведь она предполагает ярко выраженную волю.
Масляная живопись позволяет смывать и переделывать картину, подгоняя отдельные фрагменты к идеальному замыслу. Точно так же металлические детали можно фрезеровать и калибровать, добиваясь не приблизительной, а заданной точности.
В Японию эти идеи проникли только в середине XIX с началом реставрации Мейдзи, когда страна начала активно осваивать западную культуру и ремесла. Было заимствовано и часовое дело, по сути, глубоко чуждое дзен.
Версия 2013 года Tourbillon#1 Death Takes No Bribe, созданная Хаджиме Асаока (внизу) совместно с известным японским художником Такаси Мураками
ПУТЬ САМУРАЯ
Феномен японии заключается в том, как удалось интегрировать в собственную культуру высочайшие производственные стандарты. «японское качество», «японская точность» стали идиомами. В то же время стоит посетить фабрику мобильных телефонов в Южном Вьетнаме, чтобы понять, что такое дзен-производство как оно есть: процент брака и несчастных случаев компенсируется только неутомимостью работников.
В японии доведенная до совершенства технология, не допускающая отклонений, также воспринимается как единственно возможная органичная часть окружающей действительности. Если взять конкретные детали, соединить их так, а потом вот так, то получается вот это, а не что-либо другое. Вот, наверное, и весь рецепт успеха Seiko, Citizen, Casio и других часов японских брендов.
Kisai Seven с LED-индикацией, созданная TokioFlash в стилистике фильма Tron
Правда, в плане декорирования дзен дает сбой. Как в и области Haute Horlogerie, которое с точки зрения гармонии не несет никакой ценности. В коллекциях Seiko можно найти много прекрасных вечных календарей и репетиров, но турбийон?! Он же совершенно бессмысленный. Известно, что Seiko разработала и запатентовала несколько калибров с турбийоном, но так и не решилась запустить их в продажу.
Чувствуется титаническая работа, буквально победа над собой в новой креативной концепции, сопровождающей технологию Spring Drive в коллекции Seiko Ananta. В помощь «совершенному механизму» (кого этим сегодня удивишь?) были призваны и меч-катана, и средневековые пожарные колокола, и, наконец, шлем воина: в премьере этого года Ananta 100th Anniversary Chronograph, лимитированной 300 экземплярами, циферблат украшает бронзовый полумесяц, скопированный со шлема Масамунэ датэ, легендарного самурая начала периода Эдо (XVI–XVII вв.). Да и сам циферблат непростой — он покрыт лаком особого голубого оттенка, смешанного и вручную нанесенного известным мастером иссю Тамура.
Kisai Rogue Touch с сенсорным экраном от Tokyoflash Japan
Очевидно, японские маркетологи хорошо изучили опыт швейцарской часовой индустрии последних лет, разработали собственную отлаженную систему и теперь собираются делать все «как полагается». Вот только пропадает ощущение волшебства суми-э, легкости, с которой одна-единственная черточка превращается в ветку с сидящей на ней птицей.
HK 2000 от Kiu Tai Yu в корпусе 35 мм из белого золота, лимит выпуска 20 экземпляров, 1865 г.
ОРИГАМИ И МУРАКАМИ
Но одно дело большая корпорация, а другое — независимые мастера. По свидетельству искусствоведов, изучающих японскую живопись, в последние годы местных художников охватила тотальная мода на создание масляных полотен. В основном получается не очень, но процесс вестернизации зашел уже так далеко, что талантливым и образованным мастерам по силам уловить и идеи, и технику.
Точно так же и в часовом искусстве, где мастер-одиночка может превозмочь себя и сделать турбийон. Причем специфически японский. В этом году на стенде AHCI в Базеле дебютировал кандидат в академики Хадзиме Асаока — мастер-самоучка, изучавший часовое дело по книге джорджа дениэлса. Свой первый экспериментальный турбийон он изготовил в 2007 году, с тех пор успел посетить ателье Филиппа дюфура, чтобы набраться практики, и открыл собственную мастерскую Hajime Asaoka в Токио. В 2012-м он дебютировал с моделью Tourbillon#1, оснащенной механизмом T1001, созданным с нуля, без базового калибра. Механизм с ручным заводом и запасом хода 40 часов отличает изумительное балансовое колесо ручной работы диаметром 16 мм. Механизм помещен в стальной корпус 42 мм, изготовленный в стиле ар-деко, а вертикальный рисунок циферблата повторяет радиаторные решетки автомобилей 1930-х годов: Delage и купе Delahaye.
Нафталиновые часы Waiting for Awakening, представленные художницей Айко Миянага на выставке Art Basel-Hong Kong весной 2013 г.
А в этом году Асаока стал героем всех часовых изданий с новой вариацией Tourbillon#1, придуманной совместно с известным японским художником Такаси Мураками. Теперь турбийон на отметке «9 часов» соседствует с двумя черепами с цветочками в глазницах, выполненными в характерном для Мураками стиле манги, и надписью Death Takes No Bribe — «Смерть взяток не берет». Иван Арпа может начинать кусать локти.
Второе открытие стенда AHCI в этом году — юное дарование Масахиро Кикуно, между прочим, ставший полноправным членом академии. Ему поют дифирамбы Томас Прешер и Свен Андерсен. Также самоучка, Кикуно изготовил первые часы в 2011 году и сразу же стал кандидатом. Он придумал собственный механизм Wadokei, регистрирующий изменение длины светового дня. Но подлинной мечтой мастера было создание механизма автоматона с репетиром. Можно представить себе, сколько сил и ресурсов Swatch Group потребовала разработка поющей синички в модели Jaquet Droz Charming Bird.
Masahiro Kikuno представил модель Orizuro, которую изготовил вручную и в одиночку: минутный репетир с двигающейся цаплей, сделанной из листа золота в технике оригами. Если не это часовое искусство, то что тогда?
Экипаж третьего китайского пилотируемого корабля «Шэньчжоу-10», проведший в космосе 15 суток в июле 2013 г.
Пожалуй, для японских мастеров единственный способ завоевать авторитет в области часового искусства — это забыть о том, что они создают собственно часы. Этот прием уже блестяще сработал на массовом рынке, в частности с Casio, которая официально объявила, что G-Shock — это не часы, а «прикольный гаджет», а также с суперпопулярной дизайнерской маркой TokyoFlash, создающей знаменитые «бинарные часы», часы в виде атомного реактора, часы по мотивам кинофильма Tron и другие фантастические аксессуары.
Ну а самое настоящее возвращение к истокам восприятия времени в стиле дзен можно было увидеть этой весной на выставке Art Basel в Гонконге, где художница Айко Миянага (Aiko Myanaga) представила настольные часы «В ожидании пробуждения».
Миянага хорошо известна своими инсталляциями, демонстрирующими «искусство исчезновения»: она создает слепки обычных повседневных вещей, шляп, туфель и прочих предметов из нафталина, а затем помещает их на освещенную подогретую платформу. От воздействия тепла объект начинает медленно таять, пока полностью не деформируются, в результате от него остаются одни воспоминания и фотоснимки — нематериальный след, который искусство оставляет в мире.
Waiting for Awakening — нафталиновый будильник с неизменной позицией стрелок «10 часов, 10 минут», помещенный в стеклянный куб 16,5x16,5x12,5 см, вместо того, чтобы отчитывать время, сам постепенно превращается в ничто — в текучую воду времени.
ПО НЕБЕСНОМУ БРОДУ
В Китае, подарившем соседям науки и искусства, дзен потерял свое мировоззренческое значение, после того как в XVII веке страну захватили маньчжуры, придерживающиеся тибетского буддизма, более близкого индийской традиции. И, как известно, маньчжуры — представители последней императорской династии цин — были большими ценителями европейского прекрасного, и в особенности швейцарского часового искусства.
Собственного часового производства в Китае не было до середины ХХ века. Только в 1949 году сразу после образования Китайской народной республики, первый премьер Госсовета Чжоу Эньлай (кстати, прямой потомок основателя неоконфуцианства Чжоу дуньи) призвал к созданию часовой промышленности. В первую очередь призыв относился к крупным анклавам, к которым помимо Пекина и Шанхая принадлежит и город Тяньцзинь (в переводе «небесный брод») на севере страны на берегу Великого китайского канала, связывающего реки янцзы и Хуанхэ. В 1955 году четверо рабочих открыли в городе мастерскую, где изготовили первые часы, через три года ателье расширилось до фабрики, получившей имя Wuyi. В 1973 году фабрика была переименована в Sea-Gull («чайка»).
В 1958 году теперь уже в столице появилось еще одно предприятие, Пекинский часовой завод, занявший более 100 000 м2. История в точности повторяет советскую: закрытая страна, огромный внутренний рынок, ориентация на массовое однотипное производство, резкое падение продаж в 1980-е из-за невозможности конкурировать с японским кварцем. В начале нового века Пекинский часовой завод даже закрыл большинство цехов и сдал их в субаренду под офисы. Менеджеры по продажам обоих заводов жаловались, что «Чайку» и «ПЧЗ» покупают только старые пролетарии, которые привыкли к отечественной механике. Все свидетельствовало о том, что «китайское часовое искусство», если где-то и появится, то в другом месте.
Однако обе фабрики не только не закрылись, но и стали одними из самых массовых поставщиков часовой механики на мировом рынке, а сегодня постепенно выводят в первую лигу и собственные бренды. Произошло это благодаря простой стратегии отчаянного клонирования швейцарских механизмов и в первую очередь созданию дешевых китайских турбийонов, несмотря на то что последняя фраза звучит как оксюморон.
Оказалось, что то, для чего японцам требуется мучительная ломка сознания и пересмотр ценностей, китайцы делают с закрытыми глазами. Это тоже по сути дзен: если оно крутится, как турбийон, и на циферблате написано «турбийон», значит это — турбийон. Какой уж есть. Самым популярным калибром турбийона Sea-Gull является ST8000, его можно встретить у многих марок. Собственная модель Sea-Gull Tourbillon с этим механизмом в стальном корпусе 40 мм с сапфировым стеклом и гильошированным циферблатом стоит 3865 евро. Модель Oriental Tourbillon от Beijing Watch Factory в корпусе аналогичного диаметра из белого золота можно приобрести за 118 000 юаней (14 600 евро). Обе марки имеют свои веб-сайты, интернетмагазины, а также странички в китайской социальной сети Weibo.
Турбийон Ref. GA8095 из коллекции Mastercraft от Fiyta
ЧАСОВОЙ ЧИПИДЕЙЛ
Впрочем, очевидно, что «лакшари» от Sea-Gull и BWF, а также еще десятка аналогичных фабрик предназначено в первую очередь для внутреннего потребления, и, скорее всего, еще долго таким останется.
Но у настоящего часового искусства из Китая есть все шансы покорить мир. Начать с того, что оно более европеизированное, чем японское, конструкционно мало чем отличается от швейцарской механики, а «национальная самобытность» выражается оформительскими деталями: красивыми иероглифами, ручной гравировкой, лаковыми миниатюрами. В экспорте национального колорита художники Поднебесной отлично знают толк еще со времен «китайского чиппендейла».
Именно так выглядят часы одного из величайших современных часовых мастеров Кю Тай Ю, почетного члена AHCI, собравшего первые собственные механические часы в 1970 году, а первый турбийон — между прочим, «мистический», без видимых опор — в 1993-м. Кроме того что это очень красивые образцы классической механики с собственными инженерными идеями (в 1978 году Кю разработал спуск с анкерной вилкой без палет), они украшены ручной эмалью и стильными табличками с иероглифами, драконами и лотосами. Не удивительно, что на аукционах идет настоящая охота на коллекционные часы Kiu Tai Yu.
По аналогичному пути идет и молодой китайский мастер Сюйшу Ма, кандидат в AHCI с этого года. Он начал карьеру с реставрации часов, не хуже Журна и Пармиджани, а в 2005-м выпустил первый именной турбийон Xushu Ma с иероглифами.
Наверное, хорошо, что в Китае нет манги.
СТК 17, выпущенные в честь года змеи маркой The Chinese Timekeeper
ТУРБИЙОН ТЕЙКОНАВТА
Конечно, настоящие мастера есть в любой стране, а искусство не зависит от места сборки. Тогда как товары роскоши должны соответствовать определенным стандартам и иметь достаточный тираж, чтобы достучаться до клиента. И в этом плане наиболее перспективным кажется индустрия на юге Китая по соседству с Гонконгом.
Швейцарцы и японцы немало способствовали тому сами, открывая в провинции Гуандун филиалы ЕТА, ISA, Miyota и других производств, привнося тем самым продвинутые технологии и стандарты. На базе фабрики по производству и обслуживанию часового оборудования в 1987 году в городе Шэньчжэне появилась компания Fiyta, название которой можно перевести как «высокое достижение». Имя стало буквальным, когда часы Fiyta в 2003 году отправились в космос вместе с экипажем первой китайской орбитальной ракеты «Великий поход».
За последние десять лет популярность марки увеличилась настолько, что о ней заговорили даже больше, чем о ее швейцарской «дочке» Emile Chouriet, потому что таких средненьких швейцарских марок много, а часы тейконавта — одни. Весной 2013 года на втором этаже главного павильона BaselWorld стенд Fiyta располагался практически рядом с Seiko, не уступая в размерах. И весьма привлекал журналистов, поскольку в честь десятилетия космической миссии (и предстоящего полета «Шэньчжоу-10» в этом году) Fiyta представила первый «турбийон тейконавта»: Space Tourbillon 10-th Anniversary of Manned Spaceflight. Очень симпатичный, сделан по всем правилам маркетинга, только циферблат почему-то стилизован под лунную поверхность.
Двухосный турбийон WingTourbillon, представленный Sea-Gull в сентябре на выставке Hong Kong Watch & Clock Fair
КРУГОВОРОТ ВОДЫ
Начав разговор с часов инженера Су Суна, согласно доктрине дзен мы рано или поздно должны были к ним вернуться. Водяной регулятор XI века стал главным источником вдохновения для Кю Тай Ю, он же подвигнул группу китайских и швейцарских предпринимателей на создание полноценной люксовой марки — The Chinese Timekeeper, сокращенно CTK, уже второй год выставляющейся в Базеле, — в престижном Palace рядом с Urwerk, MB&F и другими независимыми брендами.
В качестве логотипа на циферблате изображен сам Су Сун, прогуливающийся по спусковому колесу. Головной офис компании находится в Гонконге, сборочное предприятие в соседнем материковом Шэньчжене, а механизмы поступают с фабрики Hangzhou Watch Company, расположенной в одноименном городе недалеко от Шанхая. Случайно или нет, но Ханьчжоу, прежде называвшийся линьань, в домонгольскую эпоху был столицей империи Южная Сун — именно в то время, когда Су Сун создавал свои знаменитые часы.
Калибры тщательно дорабатываются, украшаются ручной гравировкой, но особое внимание, естественно, уделяется корпусам и циферблатам, которые продуманы с тонким соотношением европейской эстетики и китайской символики. В коллекции 2013 года представлено 5 новых лимитиро5 тысяч евро, если без драгоценных камней) позволит значительно расширить кругозор.
Такие проекты, как The Chinese Timekeeper, наверняка ждет большое будущее, потому что интересные истории и новые знания — одно из непременных условий индустрии роскоши
Опубликовано в журнале "Мои Часы" №5-2013