Vacheron Constantin: Тайны двух долин
Заказав редкую модель Vacheron Constantin – будь то сложные, ювелирные или эмальерные часы, – вы получаете возможность совершить по приглашению компании интереснейшее путешествие в мир легендарного часового и ювелирного дома по маршруту Женева – Вале-де-Жу – План-лез-Уат – Женева.
Заказав редкую модель Vacheron Constantin – будь то сложные, ювелирные или эмальерные часы, – вы получаете возможность совершить по приглашению компании интереснейшее путешествие в мир легендарного часового и ювелирного дома по маршруту Женева – Вале-де-Жу – План-лез-Уат – Женева. Это путешествие поможет еще лучше понять, в чем секрет 255-летнего успеха одного из старейших и престижнейших швейцарских брендов, а также залог его благополучия на долгие годы вперед.
Магический куб
В деревушке Ле-Сентье, что расположилась в высокогорной долине Вале-де-Жу, Vacheron Constantin поселился относительно недавно – в 1998-м, когда решил приобрести компанию HDG (Haut de Gamme). Эта покупка была совершенно естественным и даже формальным шагом, поскольку с начала 90-х годов HDG сотрудничала с Vacheron Constantin все теснее и теснее, пока заказы от старинного женевского дома не составили 100 процентов.
После этого HDG была переименована в VCVJ (Vacheron Constantin Vallee de Joux). Столь авторитетная компания с огромным опытом работы с самыми престижными брендами была очень нужна Vacheron Constantin. Точно так же, как сейчас часовому подразделению Monblanc нужна мануфактура Minerva, а дому Cartier – изысканные механизмы мануфактуры Roger Dubuis.
Женевский дом к тому времени твердо вознамерился стать полноправной мануфактурой, и без опыта HDG было не обойтись. Сейчас здесь расположен весь производственно - исследовательский департамент. Здесь создаются проекты будущих механизмов, на станках изготавливаются работающие прототипы калибров, а также большинство деталей для всех мануфактурных механизмов Vacheron Constantin.
VCVJ начала, можно сказать, с места в карьер. Работы по переоборудованию мануфактуры и созданию первого собственного механизма велись одновременно. Calibre 1400 с ручным заводом родился всего лишь спустя два года – в 2000-м. Этот тонкий механизм был избран в качестве первого потому, что был хорош по всем статьям.
Он не только надежен и обладает универсальными габаритами, что позволяет устанавливать его в разнообразные мужские и дамские модели, но еще и достаточно мощный и без труда выносит нагрузки в виде разнообразных дополнительных модулей. За ним последовал мануфактурный автоматический калибр серии 2450, который ныне имеет уже более 20 разновидностей.
Сейчас завершаются работы по созданию собственного механизма с хронографом, как с ручным, так и с автоматическим заводом. Причем, по словам создателей, это будут механизмы с интегрированным хронографом (от модульной конструкции решили отказаться сразу). Так что, господа коллекционеры, учтите: хронографы Vacheron Constantin на базе калибров Lemania 295, Frederique Piguet 1185 и Jaeger-LeCoultre 889/2 уходят в историю и скоро превратятся в раритеты.
Впрочем, вернемся на VCVJ. Наблюдать за работой современных чудо-станков забавно, даже если видел это не раз. Тем более что подавляющее большинство оборудования создано лучшими швейцарскими машиностроителями эксклюзивно для Vacheron Constantin. Как, например, большой прозрачный хрустально-металлический куб для изготовления и обработки платин.
У этого обрабатывающего центра целых пять осей, что позволяет сверлить отверстия и растачивать платину не только с обеих сторон, но еще и по бокам. Машина споро вертит заготовку, выбирает нужный инструмент из целого «ершика» сверл, фрез и резцов, после чего пускает его в дело. После лазерной полировки, которую, согласно технологии, должны пройти все детали, что подвергнутся в будущем декору, платина попадает в электронный тестер.
Он не похож на пятиосный куб, но, что интересно, вертит платину и тыкает в нее иглами разного размера точно так же и в той же последовательности. Такие машины не ошибаются, они способны обнаружить отклонение в сотую долю микрона. Однако все равно после них платина попадает на стол человеку, который терпеливо проверяет исполнительность машин прадедовским «методом тыка» – то есть вручную вставляет в отверстия нужные детали и выносит суждение, основываясь на тактильных ощущениях.
Готовые платины отправляются на декорирование. На обычные механизмы надписи наносятся с помощью машин, а вот на сложных калибрах гравируются вручную мастером. Примерно такой же технологический путь проходят и все остальные детали механизма. Все, да не все. Только захотелось мне иронически воскликнуть: «Так вот ты теперь какое высокое часовое искусство!», как мы подошли к отделу англажа и полисажа – то есть полировки.
На кончиках пальцев
Со стороны кажется, что сидят около дюжины мастеров и зачем-то трут пальцами по разноцветным листам формата чуть больше стандартного А4. Другие будто делают себе маникюр странными тонкими невесомыми пилочками. – Зачем это все? – изумленно спрашиваю производственного директора VCVJ Паскаля Риччи. – У вас же такие станки! Им только шепни – все сделают сами в наилучшем виде!? – А вот и нет! Да мне было бы в тысячу раз легче, умей это делать станки. А какая была бы экономия!
Станки, конечно, делают, например, вот этот конусообразный мост наших турбийонов. Деталь получается идеально точная, правильной формы, но такая, что никакая последующая полировка не может ее довести до требуемого идеального состояния. Я даже лазерные установки применял – все впустую! Что-то происходит со структурой металла в процессе обработки, она меняется безвозвратно.
Вот и приходится работать нашим мастерам с потрясающе чувствительными кончиками пальцев. Этими надфилями, вручную, они и придают опорам моста конусообразную форму. А затем доводят поверхность до совершенства с помощью вот этих шкурок. Таких надфилей и шкурок в виде разноцветных листов мне видеть еще не приходилось. Поверхность некоторых более гладкая, чем обложка этого журнала. Зато только с помощью них специалист с действительно сверх-чувствительными кончиками пальцев способен шлифовать мельчайшие и тончайшие детали с шагом до 0,3 микрона.
При этом мастера учитывают, что у любого металла, как и у дерева, волокнистая структура, а потому полировка осуществляется легчайшими движениями только в одну сторону. Подобными же надфилями сглаживаются острые и прямые углы деталей, полируются отверстия для винтов и рубинов (непременное требование женевского клейма). Машинам здесь не доверяют даже декор «перлаж» в виде множества накладывающихся друг на друга кругов (отечественные мастера называют этот узор «морозко»).
После декора детали отправляются на родирование (то есть покрываются тонким 0,2 мм слоем родия). Родированию подвергаются только бронзовые детали. Стальные отправляют на 2–3 часа в печь, температура в которой постоянно меняется. Вначале детали нагреваются до 200– 300 градусов, что, как мне объяснили, помогает снять внутреннее напряжение в их структуре. Затем температура увеличивается до 800 и даже 1000 градусов.
В результате такой закалки твердость стали возрастает с 380 до 500 виккерсов. Ну а завершающий процесс носит совершенно очаровательное название – ebavurage. В дословном переводе на русский это звучит «дезаусенизация». То есть с гравированных и покрытых родием деталей убираются крохотные заусенцы.
Их мало, но они непременно случаются, например, в силуэте буквы W в выгравированном слове JEWELS. Все вручную, с помощью все тех же супернадфилей. Итак, механизм разработан и произведен и… все. На этом технологический процесс в Вале-де-Жу прекращается. И действие переносится в Женеву.
Акт второй
Вниз, в открывшуюся 6 лет тому назад мануфактуру План-лез-Уат, механизмы доставляются в разобранном виде в маленьких ящичках- контейнерах. Такой ящичек называется kit – «набор», что довольно точно отражает его промежуточное состояние. Это действительно набор деталей, которым только предстоит стать механизмом.
Зачем же возить по очень непростому, а местами даже тряскому серпантину наборы, рискуя перепутать или повредить по дороге крошечные хрупкие детальки? Оказывается, только механизмы, от начала и до конца собранные на территории кантона Женева, могут претендовать на право носить женевское клеймо. А VCVJ расположена на территории кантона Во.
Следовательно, даже предварительная сборка в горах неприемлема. В дальнейшем киты собираются и превращаются в механизм. Собранный в первый раз калибр тестируют и, если все в порядке, снова разбирают. После чего детали еще раз тщательно моют, чистят, полируют и отправляют на декорацию. После необходимых шлифовок и процессов нанесения узоров детали вновь очищают и тестируют. Механизм собирают окончательно и снова тестируют.
Согласитесь, технология долгая, если не сказать нудная, а главное – безумно дорогая, ведь на каждом этапе с каждой деталью работает мастер высшей квалификации, труд которого стоит немало. Сколько именно, мне неизвестно. Но и на этом процесс не считается завершенным. Механизмы поступают в отдел реглажа – то есть регулировки. Электронные тестеры Witschi экзаменуют точность хода механизма в разных позициях: сначала при полном заводе, а затем еще раз 24 часа спустя.
Допуски минимальны. Те механизмы, которые затем будут отправлены на сертификацию в COSC, а также калибры сложных часов и с турбийонами имеют права на «ошибку» лишь 1 секунда в сутки. Остальным разрешается «разброс» в показаниях в пределах 6 секунд. Затем установка в корпуса, снова «витчи-тесты» с прежними требованиями. Произвольно выбранные из партии часы тестируются в имитаторах повседневной эксплуатации, проверяются на прочность и водонепроницаемость.
Интересно, что здесь же в сборочном цехе расположен и участок реставрации. У каждого из мастеров этого участка также есть собственная специализация. Но определяется она не выполняемыми операциями, а возрастом механизма: один отвечает за калибры в возрасте от 150 до 250 лет, другой специализируется на карманных механизмах, которые производились с 1870 по 1930 годы, и так далее.
Последний секрет
Осмотрев обе мануфактуры, мне стало интересно выяснить следующее. С 1990 года по 2003-й легендарный дом неустанно наращивал производство. Оно возросло в 5(!) раз, с 3500 часов в год до 17 500. Поэтому когда в конце 2003-го была введена в строй новейшая мануфактура в План-лез-Уат, что под Женевой, все ожидали дальнейшего, если не двукратного, то хотя бы 50-процентного роста.
Но ничего такого не произошло. Какое-то время это объяснялось тем, что великий дом бросил все силы, людские и технические ресурсы на разработку и запуск в производство собственных механизмов. Затем дом готовился к 250-летию. Но и после всего этого производство не было увеличено. Почему же ввод в эксплуатацию второй огромной и красивейшей (автор дизайна всемирно известный швейцарский архитектор Бернар Чуми) мануфактуры не повлиял на производительность?
На этот вопрос мне ответили во время обеда СЕО Vacheron Constantin Хуан-Карлос Торрес и вице-президент Марк Гютен. Кстати, обед с руководителями дома также входит в VIP-тур для почетных клиентов марки. А административная структура Vacheron Constantin продумана, пожалуй, так же тщательно, как и технологическая цепочка производства какой-нибудь сложнейшей новинки вроде показанного на SIHH-2010 минутного репетира с турбийоном и вечным календарем Patrimony Calibre 2755.
Например, внутрикорпоративный кодекс категорически запрещает господам Торресу и Гютену лететь одновременно в одном самолете или плыть на одном корабле. Потому что, если не дай Бог что-нибудь случится, дому будет нанесен тяжелейший удар, который отбросит его на несколько лет в развитии. Хотя, может, я и преувеличиваю, поскольку традиционная система подготовки кадров также необычайно плодотворна и отлажена.
Так вот во время обеда мы выяснили, что Vacheron Constantin не собирается достигать, скажем, 20 тысяч часов в год. В планах – максимум 13 тысяч. Зато в модельном ряду резко повысилась доля действительно сложных моделей. Практически все линии, кроме Overseas, переведены на собственные механизмы. И подавляющее большинство мануфактурных механизмов теперь имеют самый престижный знак качества в часовом искусстве – женевское клеймо.
При этом главная цель марки – добиться к 2018 году того, чтобы во всех часах Vacheron Constantin работали собственные механизмы, которые имели бы женевское клеймо. Обсудили мы то, что другой гранд Patek Philippe в прошлом году неожиданно отказался маркировать свои часы женевским клеймом и учредил собственное «клеймо Patek Philippe». Это никоим образом не встревожило представителей Vacheron Constantin. «Можно как угодно относиться к женевскому клейму, – считает Хуан-Карлос Торрес, – но это все равно признанный знак качества и престижа, заслужить который очень сложно.
В любом случае это знак признания твоих заслуг. Я ничего не имею против PP Seal, но это все равно, что я или вы, например, закажем в мастерской орден собственного имени, а потом наградим им сами себя, повесим его на грудь и будем этим гордиться». Впрочем, какой бы отличительный знак ни украшал механизмы марки, визит на Vacheron Constantin без лишних слов дает понять, что у мануфактуры есть множество объективных поводов для гордости.
Опубликовано в журнале "Мои Часы" №1-2010